«Паук на стене сказал мне «привет». И почему-то не казалось слишком удивительным, что паук поздоровался. Мы побеседовали об аналитической философии, причем довольно подробно».
В преддверии выхода книги «Галлюцинации» в 2012 году Оливер Сакс рассказал о своем наркоопыте в 60-х годах. Одним воскресным утром молодой врач принял большую дозу артана – лекарства, применяемого при лечения болезни Паркинсона и схожего химическими свойствами с ядом белладонны. Ему тут же представились два близких друга, с которыми он стал разговаривать, пока не обнаружил, что они исчезли. Потом стал разговаривать паук.
Однажды Сакс рассказал о пауке-философе другу-биологу, тот кивнул и сказал: «Да, я знаю, что это за вид».
«Несколько раз я принимался извиняться перед крупными, неуклюжими, бородатыми людьми и внезапно понимал, что это зеркало. Более того, недавно я был в кафе в Челси-Маркет со столиками снаружи и, пока ждал заказ, делал то, что бородатые люди часто делают, – стал прихорашиваться. И вдруг я осознал, что мое отражение не делало того же самого. И что внутри сидел бородатый мужчина и удивлялся, почему я корчу ему рожи». У Оливера Сакса была прозопагнозия – он не различал лица. Об этом он также рассказывал в интервью российскому Esquire.
«Прошлой ночью мне снилась ртуть – огромные блестящие капли, которые поднимались и падали. Ртуть – элемент номер 80, и мой сон – напоминание о том, что во вторник мне исполнится 80. Элементы и дни рожденья переплетены для меня с мальчишеских лет, когда я узнал об атомных номерах. В 11 я мог сказать: «Я – натрий», а сейчас, в 79, я золото. Несколько лет назад я подарил одному другу бутыль со ртутью на 80-летие – специальный сосуд, который не бьется и не протекает. Он наградил меня таким специфическим взглядом... Но позже прислал мне очаровательное письмо, в котором пошутил: «Я каждое утро принимаю по чуть-чуть для здоровья».
«Почти неосознанно я стал рассказчиком во времена, когда медицинские рассказы практически вымерли. Это не разубедило меня, так как я чувствовал связь с великими нейрологическими историями болезней XIX века, и меня поддерживал великий русский нейрофизиолог Александр Лурия. Это было одинокое, но вызывающее глубокое удовлетворение, почти монашеское существование, которое я вел в течение многих лет».
